Но беда в том, что применительно к нынешним российским властям выражение «порядочный мужчина» столь же сомнительно, как и «порядочная женщина» – ко многим отечественным СМИ.
Что же касается пресловутой экономической базы
независимости СМИ, то, по словам президента, она должна быть достигнута путем
отделения прессы «от коммерческих и политических интересов хозяев и спонсоров
этих средств массовой информации». Однако любому профессионалу ясно: если в
медиабизнес перестанет перетекать капитал из других сфер экономики, то пресса
станет еще более зависимой, только не от финансово-промышленных групп, банков и
инвестиционных компаний, а от лиц, приватизировавших государство.
Буквой по
духу
Среди средств понуждения «порядочной медиаженщины» к
сожительству с властью в большом ходу внесение поправок в Закон «О СМИ». За
последние пять лет таким нехитрым юридическо-механическим способом удалось
вставить в закон немало косноязычных букв, состоящих в глубоком противоречии с его демократическим духом. Если попытаться
систематизировать последние новеллы, то складывается вполне определенная картина. Во-первых, трижды
добавлялись новые основания для прекращения или приостановления выпуска СМИ: в
2000 г. – распространение «сведений о способах, методах разработки,
изготовления и использования, местах приобретения наркотических средств», в 2002-м – выявление
«признаков экстремизма в деятельности средства массовой информации», в 2003-м
– повторное нарушение законодательства о выборах.
Во-вторых, в последние годы заметно упростились юридические процедуры наказания прессы. Теперь обращаться в суд с заявлением о прекращении выпуска СМИ, замеченного в экстремизме, вправе не только регистрирующий орган, но и прокурор. При необходимости можно обойтись даже без каких-либо предварительных предупреждений, если обвинить, скажем, газету в том, что она своими публикациями «создает реальную угрозу причинения вреда личности, здоровью граждан, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности, собственности, законным экономическим интересам физических и (или) юридических лиц, обществу и государству». Можно, конечно, удивляться, почему наша прокуратура еще не закрыла под этим гуттаперчевым предлогом всю оппозиционную прессу. Значит, пока не было сигнала. Впрочем, если гильотина есть, то и головы в определенный момент понадобятся.
В-третьих, нельзя не заметить продолжающегося наступления федерального законодателя на компетенцию регионов в сфере массовой информации. Так, печально известный федеральный закон «о монетизации льгот», помимо прочего, исключил из Закона «О СМИ» всякое упоминание об актах регионального законодательства. Зачем это сделано? Во имя строительства пропагандистской вертикали посреди бескрайнего информационного общества? Скорее, задача была более приземленной, а именно – затруднить региональным властям содержание прогубернаторской прессы и тем самым вынудить ее идти под крыло общенациональных газетных сетей, которые, в свою очередь, более удобны для централизованного контроля и манипулирования со стороны федеральных центров власти.
Одновременно закон о монетизации льгот завершил процесс
разрушения той системы налоговых, таможенных, почтовых, арендных и иных льгот
для СМИ, а также системы дотаций для районных и городских газет, что были
установлены еще десять лет назад. Вместе со льготами ушли в прошлое и нормы,
касавшиеся приватизации полиграфпредприятий и издательств с обязательной
безвозмездной передачей 50% обыкновенных акций редакциям СМИ и издательствам.
Теперь, когда этот закон утратил силу, журналистским коллективам грозит
неминуемое и скорое изгнание из занимаемых помещений, а их изданиям – из
производственных планов типографий. Что же касается районных и городских газет,
то теперь муниципальные власти должны либо передать их в другие руки, либо
превратить в бюллетени официальной информации, освобожденные от государственной
регистрации в качестве СМИ, а следовательно, не имеющие сотрудников в статусе
журналистов. На практике это нововведение уже привело к тому, что в ряде
субъектов Федерации произошло принудительное присоединение редакций
муниципальных газет к региональным государственным газетным издательствам.
Подобная концентрация, при которой происходит слияние государственных и
муниципальных печатных СМИ, естественно, лишает редакции какой-либо
профессиональной самостоятельности и ликвидирует даже гипотетическую возможность
информационного плюрализма в регионе. Сходные процессы наблюдаются также на
уровне субъектов Федерации.
Эфир, скальпель, зажим, еще
зажим...
Тенденция к сосредоточению полномочий в руках федеральных структур
проявилась и на уровне главного государственного медиахолдинга – ВГТРК. Утвердив год
назад его новый устав, правительство дало старт процессу трансформации
всех 86 региональных телерадиокомпаний из полноформатных дочерних предприятий в лишенные
даже тени самостоятельности филиалы. Наблюдатели предрекают, что административным скальпелем будут сильно
урезаны объемы вещания и штаты бывших региональных
ГТРК, а освободившееся эфирное время отойдет головной
организации. Одни видят в этом пресловутую информационную вертикаль,
другие – экспансию, связанную с захватом регионального рекламоносителя.
Мне же происходящее кажется вполне логичным продолжением
постоянно возникающих разговоров о предстоящем акционировании ВГТРК.
На мой взгляд, акционирование и последующая приватизация ВГТРК – худший из возможных сценариев развития медиахолдинга. Причем вовсе не потому, что частная телерадиокомпания будет больше игнорировать интересы зрителей и слушателей, чем государственная. Во-первых, больше, пожалуй, некуда. А во-вторых, мы уже имеем достаточно примеров такой приватизации, при которой колоссальные активы по мизерным ценам отходят к «своим» людям. Наконец, в-третьих, подобный исход будет означать крах всех надежд на формирование на базе ВГТРК российского общественного телерадиовещания, хотя во всей Европе реализовалась именно такая модель – трансформация государственного телевидения в общественное.
Пока же общественное телевидение пытается развиваться не по европейскому, а, скорее, по американскому пути – через формирование региональных общественных телерадиокомпаний. Во всяком случае, в Московской областной думе уже обсуждается как вполне жизнеспособный проект закона об общественном телевидении и радио. Проявлен интерес к этим идеям и губернаторами некоторых других регионов, в частности Новосибирской и Томской областей, Ханты-Мансийского округа и т.д.
Впрочем, не стоит сбрасывать со счетов и возможность
создания федерального общественного телерадиовещания. МЭРТ, например,
предусмотрел в проекте среднесрочной программы работы правительства разработку
проекта федерального закона «Об общественном телевидении и радио». Браво, МЭРТ!
Данный пункт, если, конечно, сохранится в правительственной программе, может
быть выполнен просто-таки немедленно, ибо соответствующий законопроект уже
третий год курсирует между Краснопресненской набережной и Охотным Рядом. Вот
только непонятно, кому, кроме телезрителей и радиослушателей, нужно в нашей
стране общественное телерадиовещание? Если власть намерена ограничиться
переменой табличек, то подобным фокусом вряд ли кого можно будет
удивить.
Бьет –
значит, любит
Впрочем, странности, явно выпадающие из общей
тенденции по затыканию ртов и забиванию ушей мусором, встречаются не только в МЭРТ, но и, например, в
Верховном суде РФ. Не далее как 24
февраля 2005 г. пленум этой высшей судебной
инстанции принял постановление о судебной практике по делам о защите чести,
достоинства и деловой репутации, позволяющее надеяться на радикальный
поворот в сторону правовой позиции Европейского суда по
правам человека. В документе ясно сказано, что суды должны
«учитывать правовую позицию Европейского суда по правам человека, выраженную в
его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и
применения» статьи 10 Конвенции о правах человека («Свобода выражения мнения»).
Наиболее ярко сближение позиций российского и европейского судов проявилось в вопросах о необходимости находить баланс между правом на защиту доброго имени и свободой массовой информации, а также отличать утверждения о фактах (они могут быть оспорены в суде) от субъективных мнений (они в полном смысле слова неподсудны). Немалую услугу средствам массовой информации, а значит, в конечном счете всему обществу оказал Верховный суд, разъяснив, что «политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в СМИ», а «государственные служащие могут быть подвергнуты критике в СМИ в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий». Достоин восхищения и тезис о том, что «подлежащая взысканию сумма компенсации морального вреда должна быть соразмерна причиненному вреду и не вести к ущемлению свободы массовой информации».
На первый взгляд может показаться, что налицо разительный контраст между принципиальной позицией Верховного суда России и недавним решением арбитражного суда о взыскании 300 млн руб. с издательского дома «Коммерсантъ» в пользу Альфа-банка. И хоть 24 марта Федеральный арбитражный суд Московского округа по кассационной жалобе снизил сумму компенсации до 30 млн руб., для многих изданий и эта сумма стала бы смертельной. Так что в позициях Верховного и арбитражного судов различия не больше (но и не меньше), чем между неоднократными заявлениями президента Владимира Путина о том, что «свобода слова была и останется незыблемой ценностью российской демократии», и реальностью прямой и косвенной цензуры, огосударствления телеэфира, насаждения самоцензуры страха и пр. К чему бы это? Я думаю, не последнюю роль в данном случае играет то соображение, что в западном представлении «порядочный мужчина» должен только «пытаться», но ни в коем случае не поднимать руку на сопротивляющуюся «порядочную женщину». Нас же понуждают принимать побои как высшее проявление любви. В том числе к свободе слова.
Михаил ФЕДОТОВ, секретарь Союза журналистов РФ
