Говорили все, в сущности, об одном: как совместить принцип "не навреди" с
"правом знать".
Один официальный
представитель, не буду раскрывать какой страны, повел такие речи: право на
информацию - дело, конечно, хорошее, но еще важнее право на жизнь; посему, мол,
правительства обязаны обеспечить защиту журналистам в "горячих
точках".
Как это выглядит на практике, я знаю
от своих друзей, работавших в последние годы в Чечне, Афганистане и Ираке:
журналистов либо водят группами по не ими определенным адресам, либо приставляют
к ним сопровождение из числа военных. А с другой стороны, те же самые друзья,
чего только не повидавшие, утверждают, что даже в "горячих точках" репортеры
чаще всего попадают в передряги из-за собственного легкомыслия, и зачем
государству брать на себя ответственность за все?
Последнему наблюдению живой, к счастью, иллюстрацией может
служить автор этих строк. Вот как было дело. В марте 1994?года я отработал
международным наблюдателем на выборах в Молдавии. Наша группа обнародовала
критический доклад о том, как они освещались в СМИ Молдавии и
самопровозглашенной Приднестровской Молдавской Республике. Наш с коллегой
дальнейший путь лежал из Кишинева в Одессу через Приднестровье. Война к тому
времени закончилась, но нервы по обеим сторонам Днестра были напряжены до
предела.
На блокпосте в Тирасполе нас предупредили: "Молдова стягивает к
нашим границам боевую технику. Будьте поосторожнее". Слова "Молдова" и "боевая
техника" с трудом сопрягались в наших мозгах, и мы не придали
значения предупреждению. А зря.
На всем пути нас не раз
останавливали и обыскивали пьяные люди в камуфляже с непонятными знаками
различия или вовсе без оных. Каждый раз, открывая багажник и обнаруживая в нем
ящик отборного молдавского вина, они выразительно передергивали затворы своих
"калашниковых", мрачно намекая на обострение обстановки. Под дулами автоматов
было страшно. Но и бутылками откупаться не хотелось. В мозгу билась мысль: "Если
нас пристрелят здесь, в степи глухой, все решат, что это месть за критику.
Правды, что мы пали, защищая свое вино, никто не узнает. Это несправедливо".
Дабы не допустить оскорбления памяти о себе, мы принялись вдохновенно врать, что
вино предназначено в подарок Александру Розенбауму, гастроли которого здесь мы,
мол, собираемся организовать. С этим именем на устах мы проехали все
Приднестровье, потеряв лишь одну бутылку из 20.
Под влиянием нахлынувших воспоминаний я подал реплику: "От
пьянства умирает куда больше журналистов, чем от рук террористов, боевиков или
бандитов. Это тоже профессиональный риск. Мы же не станем требовать, чтобы и от
него нас правительства оградили..." При этих словах красное лицо сидевшего рядом
ирландского коллеги озарилось особенным внутренним светом, другие журналисты,
битые-перебитые жизнью, тоже по-доброму заулыбались.
Вопрос о нашей принудительной защите больше не
обсуждался.
Лейтмотивом дискуссии звучало слово
"саморегулирование". В том смысле, что участники признавали: какие-то
минимальные ограничения в освещении кризисных ситуаций, например в момент
проведения спасательных операций, могут быть прописаны законодательно, в
остальном же и правительству, и общественности, и самой прессе лучше полагаться
на нормы журналистской этики, на собственное чувство ответственности, на здравый
смысл, наконец.
Приятно сознавать, что и по части саморегулирования
"Известия" хорошо смотрятся на общемировом фоне. У нас, например, приказом
главного редактора введен комендантский час на употребление спиртного в стенах
редакции: до 22.00, времени подписания газеты в свет, ни-ни. Жестоко, но
справедливо. А главное, эффективно.
Алексей ПАНКИН, редактор раздела "Мнения и
комментарии"
