Признаю безоговорочно: и при таком опыте я понятия не имел о журналистике до встречи с Егором. Думаю, что примерно то же самое может, положа руку на сердце, сказать каждый, кто пришел в яковлевские "МН" в те баснословные годы. Все мы были воспитаны советской так называемой журналистикой, причем позднесоветской, то есть не имеющей никакого отношения не только к журналистике, но и к эффективной, действенной пропаганде. Работа в советских газетах и журналах брежневского времени состояла в бесконечной имитации. В сущности мы все писали одну и ту же заметку - ну, один из нескольких вариантов одной и той же заметки. Эта заметка была стоячей, как лужа перед райкомом, в ней никогда ничего не происходило в том смысле, в каком только и может что-то происходить в заметке - то есть в смысле логического развития, в смысле событий внутри текста. В советских заметках не было того главного, что должно быть хоть в спектакле, хоть в романе, хоть на живописном полотне - жизни, то есть движения. В них не было игры, а без игры любое человеческое занятие превращается в тюремную прогулку по кругу. И продукт любой деятельности, лишенной игры, есть имитация продукта, макет.
О Егоре Яковлеве давно принято говорить как об одном из прорабов перестройки, отважном борце с подыхающей системой, идеологе и политике. Все это было. Но, скажем прямо, через двадцать лет все это выглядит уже несколько иначе, чем тогда, в эйфорические времена. Он действительно был политиком, что многие и считают его главным достоинством, но некоторые - простительным недостатком. Мне он не стал идеологической опорой в смутные времена: я не принимал советскую власть еще тогда, когда Егор изучал "настоящего" Ленина. Он не научил меня мужеству в перестроечных "боях" - бои были уже вполне безопасные. Он не убедил меня ни в чем, в чем мы расходились, - в частности, не внушил веру в "правильный" социализм. А вот что он точно сделал для меня: научил бесконечно увлекательной игре под названием "журналистика", научил писать, видя читателя, научил находиться в постоянном диалоге с действительностью и отвечать ей связно, уважительно и без истерики. Он блистательно владел этим весьма изощренным ремеслом сам и через свои редакторские вопросы, восклицательные знаки, крючки и перечеркивания целых абзацев передал его немалой команде - почти всем, кто работал с ним в "МН". Оттуда вышел "Коммерсантъ", связанный с Егором и генетически, оттуда потянулся народ в "Независимую" - и дальше, дальше, дальше...
Собственно, Егор Яковлев завершил старую советскую журналистику и открыл
историю новой русской. Все, что в ней есть теперь, мы все - после Егора и
благодаря ему.
Александр Кабаков
