– Вам какие газетные материалы нравятся, Марк
Григорьевич, аналитические или информационные?
– Мне, признаюсь,
не по душе, когда говорят, что журналистика должна быть главным образом
информативной. Не уверен, что,чем больше будет «объективной информации», тем
пользы для общества будет больше. Наше общество болеет и нуждается в хороших
докторах. А почти все наши СМИ ведут себя как знахари. И это не «зов времени», а
хорошо оплачиваемый метод отвлечения внимания читателей на второстепенное,
которое выдается за главное. Создаются иллюзорные обстоятельства, в которых мы
все якобы живем. Газеты становятся вроде бы интереснее, но это, я бы так сказал,
сползание в «грамотную желтизну». Совместными усилиями власти и СМИ
выстраивается новый мещанин, эдакий Пигмалион, который потом станет зверем. Идет
чудовищная распродажа тех самых либеральных ценностей, ради которых мы поменяли
одну Россию на другую. Я физиологически чувствую эту подмену, по принципу
персонажа «Клопа» Маяковского, который говорил «Сделайте мне красиво». Газеты
обязаны создавать новую общественную атмосферу в России. Но как? Информативность
– лишь верхний слой. Зачем нужна газета, если есть Интернет и телевидение, за
которыми ей все равно не угнаться? Можно с таким же успехом спросить: а зачем
нужен театр, если есть пьесы? Казалось бы, прочитай и забудь. Но газета – то же
представление, спектакль. Вот я, театральный человек, беру в руки «НИ» и вижу:
здесь завязка, здесь поворот сюжетный, здесь какая-то яркая деталь.
–
Каких традиционных для России жанров, по-вашему, не хватает сегодня газетам?
– Я читатель со стажем и вижу, что сегодня нет фельетонов, нет эссе,
нет «круглых столов». Сложнее – с очерками. Потому что живых людей, совсем не
«звездных», но чья судьба задела бы всех, искать трудно – но искать надо.
Проанализировать, как «маленький человек» на каждом отрезке жизни сталкивается с
бюрократической машиной, было бы чрезвычайно полезно. Показать, каковы механизмы
унижения, оскорбления, подавления – скажите, почему до этого у журналистов руки
не доходят?.. Боюсь об этом вслух говорить, но вот мы сейчас занимаемся
строительством нового здания нашего театра, и я не могу вам поведать, какой
ценой достается любая бумажка. Потому что мне прекратят финансирование. Но те же
механизмы работают на каждой улице, в каждом дворе – а мы, пока нас не коснется,
молчим. Мы иногда видим только часть события, а ее суть остается спрятанной.
Свежий пример – матч нашей молодежной сборной по футболу в Дании. Я посмотрел на
то, что наши молокососы, зарабатывающие десятки тысяч долларов в месяц, там
устроили – и сам себе сказал: «Вот это и есть скинхедство!» Мы не желаем в упор
видеть, сколько людей в России – «бритоголовые изнутри». Мы обсуждаем
случившееся на футбольном поле, тогда как обсуждать надо берущую верх в России
мораль, точнее, ее отсутствие. Или когда наши моряки залезают в норвежские воды
и воруют рыбу, хамски берут в заложники их инспекторов, кладут лицом вниз на пол
и драпают – это так постыдно, так низко! А мы, руководствуясь ложным пониманием
патриотизма, кричим: «Какие герои!» Моряки, всегда в России бывшие символом
чести и достоинства, нас ославили, а мы их еще беремся защищать... Осмысление и
объяснение даже самого мелкого через главное: что есть грех – и ответственность
за грех, что есть слава и бесславие. Беда острых материалов – что к ним
привыкаешь: они летят, летят, летят... Как пули у виска, да? А чтобы зацепило –
нет. Наверное, потому, что авторы боятся обобщений. Бояться не надо. Лев
Толстой, например, не боялся.
– К 60-летию Победы вы поставили
спектакль «Всегда ты будешь...» по «Дневнику Нины Костериной» – причем со своими
студентами из РАТИ-ГИТИСа. Вы остаетесь и в театре, и в общественной жизни
«шестидесятником». Ваш театр всегда отличался активной гражданской позицией. А
вот этим юным ребятам понятна была книга, которая в запой читалась в 60-х, – или
пришлось на пальцах объяснять, что такое «культ личности» и что такое личность в
условиях тоталитаризма?
– Поначалу было непросто. Они вообще ничего
не знали. Они продукты нашей эпохи – той, в которой школьники не могут СССР
расшифровать. Это для меня СССР – большая часть жизни, а их жизнь – вся здесь и
сейчас... Но, вы знаете, когда мне их удалось увлечь, они отдались работе
целиком. И на спектаклях зал в потрясении, и у них слезы на глазах. Мы повезли
спектакли в Вологду, на фестиваль «Голоса истории». Кто-нибудь о нем слышал?
Нет? А я считаю его сегодня самым мощным в России. И мои ребята выступали там с
огромным успехом. Потому что в театре событий много, а потрясения случаются все
реже. Казалось бы, «Всегда ты будешь...» – не такое кассовое название, как,
скажем, «Голая пионерка». Но люди идут. Наверное, потому, что для моих
студентов, как и для меня, это не просто спектакль, а спектакль-акция. Если
хотите, гражданская.
– А они, ваши студенты, газеты
читают?
– Нет. Они в 9 утра в институт приходят и в 11 вечера уходят.
Но думаю, дело не только в занятости. Актеры – говорю об этом с ужасом – вообще
не читают.
– Вы сказали о кассовости. Как вы решаете эту проблему,
чтобы и в желтизну не скатиться, и кассу обеспечить?
– Надо бороться за зрителя. Это значит, что публике в любом
случае должно быть приятно с нами – независимо от того, что мы сегодня играем,
«Дядю Ваню» или «Песни нашей коммуналки». Понимаете, нужна не «желтизна»,
которая воняет за сто метров, а то, что мы называем «интересно». В этом ничего
дурного нет.
Подготовил Михаил
ПОЗДНЯЕВ
