– Давление со стороны власти на
негосударственные СМИ сейчас уже признанный факт, во всяком случае, так считают
многие. А как может действовать механизм давления?
– Это
достаточно просто. Есть рычаги, которые воздействуют непосредственно на СМИ, а
есть рычаги, которые действуют опосредованно на их владельцев. Особенно это
применимо к медиахолдингам. Например, крупный медиахолдинг «Проф-Медиа» –
мощный, богатый, успешный, владеющий высокодоходными изданиями вроде
«Комсомольской правды». И тем не менее можно утверждать, что издания любого
негосударственного медиахолдинга могут позволить себе лишь то, что им
позволено Кремлем.
– Почему же?
– Потому что, если они скажут что-то, что
не понравится Кремлю, то Кремль всегда сможет доставить неприятности. Нет, не
главному редактору, и даже не медиахолдингу, а тем крупным предпринимателям,
которые, так или иначе, его контролируют. Им запросто могут напомнить о судьбе
Ходорковского и посоветовать не бросаться камнями в стеклянном доме. И хотя
формально возможные налоговые и им подобные претензии никак не будут связаны с
острыми выступлениями СМИ, однако всем будет ясно, что наказывают именно за
излишнюю говорливость. Сейчас этот механизм очень хорошо отработан, и владельцы
средств массовой информации об этом знают.
Есть методы и куда
более примитивные, простые, но весьма действенные – когда удар наносится
непосредственно по газете, телекомпании или издательскому дому. Но это бывает в
том случае, когда СМИ хотя бы чуть-чуть «подставляются», проходя по грани
закона. Все эти предупреждения, которые выносятся «Коммерсанту», другим
изданиям, Ren-TV весьма спорны и они могут быть оспорены. Но, как говорит одна
старая русская поговорка: оправдаться есть возможность, но не спросят – вот
беда.
– Получается, что сейчас самая
большая опасность для прессы исходит со стороны государства?
– Наоборот, сейчас самая большая опасность для свободы
массовой информации – отсутствие государства. Именно государства, а не
чиновников, государства, а не так называемой «крепкой руки». В отсутствие
государства, то есть господства закона, может происходить все, что угодно.
Например, могут осудить Ходорковского на 10 лет. А если захотят, то и
пожизненно.
– Справедливо ли утверждение,
что сейчас власть установила тотальный контроль над всеми видами
СМИ?
– Если мы с вами приглядимся к
газетному и телевизионному рынкам, то легко отыщем средства массовой информации,
которые развиваются совершенно спокойно и свободно, например телеканал «СТС».
Рейтинг «СТС» сопоставим с рейтингом каналов «НТВ» и «ТВЦ», и значительно выше,
чем у «Культуры». Здесь мы наблюдаем пример успешно растущего телевизионного
бизнеса. Причем, Александру Роднянскому никто не помешал купить канал «М1» и
сделать из него канал «Домашний». Как видите, можно делать телевидение и не
иметь при этом никаких политических проблем. Допускаю, что в этом бизнесе могут
быть и неполитические проблемы, но у кого их нет? А разгадка проста: ни владелец
канала, ни работающие у него журналисты не лезут в политику. А если бы он сделал
канал, который бы рассказывал только о шахматах, было бы еще лучше. Впрочем, на
таком канале неминуемо время от времени придется упоминать о Гарри Каспарове.
Поэтому куда спокойнее делать телеканал, посвященный городкам, горным лыжам и
каратэ. Никакой цензуры, никакого политического давления. Поэтому в России все
развлекательные каналы развиваются просто замечательно.
– Существует ли какой-то административный орган,
который непосредственно воздействует на политику СМИ?
– Электронной прессой, конечно, управляет Кремль – в той части,
которая его волнует. Если возникают проблемы с какой-то крупной газетой, этим
тоже занимается Кремль. Механизмы управления СМИ в Кремле отлично налажены и
разнообразны. Есть, например система так называемых «темников». Я
видел такую бумажку. Это своеобразная инструкция на двух страничках. Не знаю, на
какой период времени она выдается – на неделю или на три дня. Та, которую я
видел, была посвящена одному событию, и в ней было сказано, как это событие
следует освещать. Кого нужно приглашать в эфир, кого не нужно. На что нужно
обращать внимание, что нужно высмеять, что выделить и показать. «Темник»,
насколько я понимаю, попадает в телекомпанию из Администрации президента, но без
подписи и печати… Я думаю, что подобные бумаженции штампуют те политтехнологи,
что обслуживают Администрацию, внушая президенту, что политика – это не более
чем умелый пиар. Именно они превращают телевидение в чистой воды институт
пропаганды.
Все прочие государственные органы работают
как исполнительный механизм, выполняющий волю чиновников. А поскольку чиновники
представляют волю разных кланов и политических группировок, они и работают
по-разному, часто друг другу мешая. Обратите внимание на архитектурный
план Кремля – там только одна стена, но на ней много башен. Я считаю, у нас в
области СМИ, как, впрочем, и во многих других сферах, «многобашенная» политика.
Умелый редактор старается проскользнуть между «башнями», не связывая себя
напрямую ни с одной из них, дабы не поссориться с остальными. Но так удается
далеко не всем. Некоторые даже и не пытаются, а предаются душой и телом какой-то
одной группировке, становясь ее рупором. Есть, знаете, любители быть мегафоном
или даже сливным бачком.
– Приходилось ли вам сталкиваться с
проявлением этой политики по отношению к себе лично?
– У меня еженедельная колонка в газете «Новые Известия». Когда я пишу
свою очередную колонку, я сам себе цензор. По одной простой причине – мне-то
ничего не будет, а газету могут закрыть. Причем, закрыть ее может не
государство, а издатель, хозяин, которому совершенно незачем конфликтовать с
кремлевскими «башнями».
Хотя не могу сказать, что в своей колонке я кривлю
душой. Нет, я пишу только то, что думаю, причем, довольно остро, но без хамства:
воспитание не позволяет. В иных обстоятельствах я писал бы, может быть, еще
острее, но сейчас не рискую: газету жалко. Помню год назад написал я очередную
заметку для «Новых Известий» под заголовком «Подарки от Путина». Ничего в ней
сверхестественного не было – я просто сравнивал последние президентские
выступления с реальными результатами его политики. Мне позвонил главный
редактор, и сказал, что не может ее напечатать. Я спросил, почему, а главный
отвечает: «Наш инвестор очень просил не обижать ВВП. Иначе денег не даст».
И
давайте вспомним, как сняли с поста главного редактора «Известий» Рафа Шакирова
– после того, как он выпустил номер со страшными фотографиями Бесланской
трагедии. По-журналистски – очень хороший номер!
Естественно, я решил, что заметка непременно должна увидеть
свет. Ведь на карту поставлены не только результаты моего труда (давненько я не
работал на корзину), но и свобода печати в России. И я связался с главным
редактором «Независимой газеты». Он поинтересовался только, сколько в статье
строк. На следующий день материал был опубликован. А еще через пару дней мне
позвонила известная адвокатесса, представляющая интересы этой газеты, и
сказала, что редакция получила гневное письмо из ФСБ по поводу моей
публикации. Авторы письма обвинили меня в незаконной предвыборной агитации
(это был период президентских выборов) и заявили, что даже знают, кто заплатил
мне за эту статью. Я расхохотался и попросил передать главному редактору, что
готов идти по вызову ФСБ вместе с ним: пусть эти господа повторят свои обвинения
мне в глаза. Но ходить никуда не пришлось: письмо оказалось фальшивкой. Смысл
подобной провокации простой – потрепать нервы. Таковы их методы.
– А как управлялись СМИ в начале 90-х
годов?
– Тогда этим процессом управлял
закон. Свою задачу в качестве министра печати я видел в том, чтобы создать среду
для существования действительно независимых СМИ. Чтобы они могли развиваться,
рождаться, умирать, конкурировать друг с другом, как во всем цивилизованном
мире. Если говорить о политическом руководстве прессой, то, конечно, я
старался объяснять журналистам политику президента и правительства. Я видел свою
задачу в том, чтобы быть мостом между властью и прессой, обеспечивая между ними
взаимопонимание и принося тем самым пользу обеим сторонам. Обычно, когда
готовилась какая-нибудь президентская инициатива, которая могла
вызвать неоднозначную реакцию общества, я заранее приглашал редакторов ключевых
изданий на обед. Конечно, я не мог сказать главным редакторам, чтобы они все
написали одобряющие статьи, или потребовать от руководителей телеканалов, чтобы
они «выстроились» и осветили все, как полагается. Но во время обеда
я снабжал их эксклюзивной информацией, которая помогала им лучше понять причины
предстоящих решений. Я объяснял, какую информацию они могут использовать,
а какая – закрытая. Это был узкий круг представителей самых серьезных газет –
таблоидов там не было.
– Какие издания
входили в этот «ближний круг»?
–
«Известия», «Независимая газета», «Коммерсант», «Московский комсомолец»,
«Куранты», «Московская правда», «Труд», «Аргументы и Факты», другие издания. И
каждый использовал ту информацию, что получил от меня за обедом, так, как считал
нужным, под своим углом зрения. Что касается судебных дел, то мы потратили массу
времени, чтобы закрыть газету «День». В конце концов она поменяла название,
чтобы выжить, но стала чуть более цивилизованной. Сегодня она называется
«Завтра», хотя я предлагал Проханову, если газета «День» будет решением суда
закрыта, открыть газету «Добрый День». Шутка понравилась.
– Кто же курировал СМИ в 90-е годы, и кто
сейчас?
– Когда я в 1992 – 1993 годах был
министром печати и информации, в правительстве нашим куратором был первый
вице-премьер Владимир Шумейко. У нас было полное взаимопонимание, тем более что
он совершенно не вмешивался в мою работу. Но когда над министерством в середине
лета 1993 года сгустились тучи, и была напряженная ситуация, мне позвонил
премьер-министр Виктор Черномырдин и довольно резко спросил, почему я не доложил
ему о своем конфликте с Верховным Советом? Я успокоил его, что конфликт
урегулирован и об этом извещен мой непосредственный куратор – первый
вице-премьер Шумейко. «Кто такой Шумейко, – кричал в трубку разгневанный
премьер. – Все мои замы это просто мои помощники! Вы должны докладывать лично
мне!» Впрочем, и Черномырдин в работу нашего министерства не вникал, понимая,
что здесь больше политики, чем экономики, а значит, ближе к Кремлю, чем к Дому
правительства.
С Кремлем же мы просто составляли единую команду. Можно
сказать, никто никого не курировал: ни я руководителей администрации президента,
ни они меня. Президент Борис Ельцин давал, конечно, указания. Например, накануне
20 марта 1993 года он потребовал от меня подготовить проект указа о закрытии
газет «Правда», «Советская Россия» и ряда других. Мне удалось убедить его, что
делать этого не надо: Конституция не велит. Борис Николаевич, несмотря на свой
буйный нрав, внял аргументам и оппозиционные газеты были спасены, хотя
предупреждения все-таки они от министерства получили.
Я хотел бы обратить внимание на то, что Борис Ельцин за
все время его президентства издал массу указов на тему свободы слова. Второй
президент России не издал ни одного. Выводы можете сделать сами.
– Разве власть не задумывается о своем имидже на
Западе?
– Формирование благоприятного климата в стране – это отдельный бизнес-проект.
Но никому в голову не придет в стране с диктаторским режимом, расхваливать ее
демократию. Даже Северная Корея ничего не говорит о том, какая у нее
замечательная демократия. Она говорит, какое у нее замечательное ядерное оружие.
А про демократию они не говорят, ну просто, чтобы не выглядеть смешными. На мой
взгляд, чтобы сформировать благоприятный образ России за рубежом, надо дать
стране выздороветь. Когда у человека круги под глазами, их, конечно, можно
припудрить. Но лучше вести здоровый образ жизни и круги пропадут сами.
Сегодня государство управляется в ручном режиме, ситуативно. Причем, в
большинстве случаев политика, то есть реальное управление страной,
заменяется пиаром, то есть рекламным роликом о том, как хорошо управляется
страна. Да, пиар – это нормальное дополнение к политической «котлете», но этот
гарнир не может заменить саму котлету.
–
Неужели президент не предпринимает никаких усилий по исправлению
ситуации?
– Президент публично ставит
правильные задачи. Например, в рамках Общественной палаты РФ он предлагает
создать комиссию, которая будет следить, чтобы на государственных телеканалах
была свобода слова. Но почему бы тогда не запретить «темники», не отменить
практику еженедельных кремлевских инструктажей руководителей телеканалов, не
отказаться от права их назначения исключительно Кремлем? Если все это
сохраняется в неприкосновенности, то учреждение комиссии не более, чем уловка:
решили, что теперь в супчик СМИ надо добавить немного гражданских специй, чтобы
появился запах общественного телевидения. Но запах не самая главная черта
хорошего супа.
Кстати, идея создания комиссии по
контролю за соблюдением принципов свободы слова, мягко говоря, не нова. В 1993
году 9й съезд народных депутатов постановил создать Федеральный
наблюдательный совет для обеспечения свободы слова на государственном
телевидении. То, что этот орган призван стать инструментом цензуры, было ясно
сразу. Вот почему по поручению президента и по велению души я делал все, чтобы
заблокировать формирование ФНС. В конце концов Борис Ельцин разогнал парламент,
а заодно и ФНС. Чем станет придуманная Владимиром Путиным комиссия, пока можно
только предполагать. Но исторический опыт не сулит ничего
хорошего.
Справка:
Федотов Михаил
Александрович
Родился 18 сентября 1949 г. в Москве. Окончил юридический
факультет МГУ имени М. В. Ломоносова. Доктор юридических наук, профессор.
С
1992 по 1993 годы – министр печати и информации Российской Федерации. Летом 1993
г. вел борьбу против внесения Верховным Советом антидемократических поправок в
Закон РФ «О средствах массовой информации». 20 августа с трибуны парламента,
после голосования по поправкам, подал в отставку в знак протеста против
ущемления свободы массовой информации.
С 1993 по 1998 г. – постоянный
представитель Российской Федерации при ЮНЕСКО.
В мае 1998 г. на VI Съезде
избран секретарем Союза журналистов России и сопредседателем Большого жюри. Член
Международного консультативного совета ЮНЕСКО по культуре мира. Лауреат премии
Союза журналистов СССР (1990). Награжден медалью ЮНЕСКО в честь 50-летия
Всеобщей декларации прав человека (1999) и медалью РПЦ Святого благоверного
Князя Даниила Московского (1997).
Беседовала Екатерина
ШУСТЕР
