Есть большое чувство благодарности к известинцам за то, что эйфорию августа-91 (демократы победили путч) восстанавливал по их рассказам, поскольку сам, увы, в Москве в августе не был, и все, что тут происходило, знал по намного опаздывающим в ту далекую страну, где я работал, советским газетам и местному телевидению. Первое, что вспомнили новые коллеги, — как отказались в августе печатать в «Известиях» (и с ними были солидарны работяги-верстальщики) документы путчистов, как свергали Н. Ефимова, последнего поставленного агитпропом ЦК КПСС главного редактора «Известий», как выбирали руководителем газеты Игоря Голембиовского и провозгласили газету — первыми в стране! — собственностью журналистского коллектива… Вошел в работу как-то очень легко, потому что много в «Известиях» оказалось людей, которые так или иначе знали меня по прежней давней жизни в «Комсомольской правде» и даже — прости, Господи — в просто «Правде».
Долгое время, практически до осени 96-го, газета делалась весело, играючи. (Наверное, так же она — очень хочется так думать — делалась в феврале 1917-го.) Даже начавшиеся экономические трудности, когда доходы от рекламы сильно отстали от расходов на производство, не убили азарт, с которым жила редакция. Моментом азартной игры стал, мне кажется, и драматический эпизод с перепечаткой «Известиями», по настоянию главного редактора, туманной, в сущности, плюгавой заметки из французской «Монд» о предполагаемом баснословном личном состоянии премьера Черномырдина. Затем началось акционирование газеты, наступили иные времена…
Кстати, это время — полной неразберихи в редакции — было чуть дли не самым веселым и азартным. Мы работали на выпуске с Гаязом Алимовым. Мы твердо верили, что уж нас-то, классных газетных профи, никто не тронет. Этакие веселые пролетарии, которым нечего терять, кроме цепей. Но, конечно, хотелось, чтобы цепи эти были не чугунными, а из более благородного металла… Влиятельный редакционный человек, всегдашний первый заместитель ответственного секретаря Олег Цыганов, прекрасно зная, что тягловую скотинку надо поощрять, говорил: «Если б не вы, ребята, газета бы не выходила…»
Вот так, делая газету, которую называют «национальным достоянием», буквально
на коленке, совершил я для себя открытие: настоящий журналист — не
тот, кто пишет полгода очерк, после публикации которого публика восхищенно
ахает: "Шедевр! " Настоящий журналист — тот, кто за
полчаса-час может внятно изложить узнанное, получи он на это 100
строк или полполосы. Журналистика — ремесло. Вирусом писавшего, видимо,
только «шедевры» Анатолия Аграновского, коим «заражены», на мой взгляд, все
ветераны газеты, начинавшие работать с Аджубеем, я не заразился.
Сохранили иммунитет и некоторые из молодых журналистов «Известий», которые
вполне успешно ведут газету сейчас. Но, видимо, вопрос, надо ли уметь
журналисту «хорошо писать» или его главное предназначение — добывать
и излагать интересную информацию, им еще интересен — не так давно на
полосе «Мнения и комментарии» снова дали разные точки зрения…
Алексей ИВКИН
