Елена Афанасьева, медиа-обозреватель
- Можно ли это оценивать как политическую сделку?
Е.Афанасьева: Мне кажется, эта сделка укладывается в русло последних медиа-продаж в России. То же самое происходило с Рен-ТВ, когда Кремль приказывает кому-нибудь из крупных предпринимателей купить тот или иной медиа-ресурс, который до последнего времени не был встроен в общую пропагандистскую схему. Предпринимателю этот ресурс не всегда бывает нужен, но так как ему сказали "надо" - он покупает.
Дальше встает вопрос о том, есть ли нормальное управление или нет. В случае с Рен-ТВ мы получили вариант, когда пришли абсолютные непрофессионалы, и канал просто сыплется, а в случае с Алишером Усмановым и "Коммерсантом", мне кажется, что может быть несколько иная картина - уж слишком "Коммерсант" независимое издание - даже не по политической позиции, а по собственной медийной истории.
В 1999 году, когда его покупал Березовский, уже были такие опасения, которые возникают сейчас. Тогда, если помните, Березовский был рукой Кремля и одним из главных серых кардиналов "семьи" и Ельцина. И все предрекали, что независимый "Коммерсант" сейчас будет встроен в общую схему. Этого не случилось. Издание было - даже при том, что Березовский еще не перешел в оппозицию - достаточно самостоятельным, хотя в чем-то и смягчило позицию.
- С другой стороны, 1999 год был давно - семь лет назад. Для России это - целая эпоха. Я вспоминаю собственное интервью с Владимиром Мамонтовым на следующий день после того, как он стал главным редактором "Известий". Он тогда сказал, что все останется, как было, что замечательные были материалы по Ходорковскому, и мы будем продолжать такие же публиковать. Сегодня же газета "Известия", скажем так, кардинально поменяла редакционную политику.
Е.Афанасьева: Мамонтов - человек, пришедший из "Комсомолки",
ставшей давно уже желтой прессой. И естественно, что он превращает "Известия"
примерно в то же самое. Возможно, он исходит исключительно из коммерческого, а
не из политического интереса - тут уж ему судить.
Что касается "Коммерсанта"
и многих других изданий, основная опасность может идти не столько от
руководителей, которые резко начнут менять позицию. Скорее всего, резко менять
не будут - все будут ждать следующего года, что произойдет на выборах, как надо
будет работать и защищать.
Мне кажется, основная опасность может идти от той цензуры, которая заложена практически во всех российских журналистах, работают они в печатных СМИ или на телевидении. Самоцензура бежит впереди паровоза и мешает каким-то, может быть, нерезким, некардинальным, но вполне независимым оценкам, потому что каждый думает: "Вот сейчас я что-нибудь скажу, а завтра останусь без работы".
- А для вас, как для медиа-обозревателя, что стало бы сигналом, что в "Коммерсанте" все остается по-прежнему, и что стало бы сигналом, что смена редакционной политики будет, и будет кардинальной?
Е.Афанасьева: Есть такие маячки - всем всегда задаю вопрос, может ли у вас быть интервью с Касьяновым, Каспаровым или информация о Ходорковском. Естественно, если эта информация остается, то все остается по-прежнему. Вопрос и в том, как эту информацию подавать.
Мы знаем, что можно уделять внимание оппозиционным фигурам, как, например, коммунистам уделяли внимание во время прошлых выборов прошлого цикла. Но как это подавали, как писали - дьявол всегда скрыт в деталях.
- Но насколько прибыльным изданием является "Коммерсант"? Ведь изменение редакционной политики часто подводится под соображения рентабельности.
Е.Афанасьева: Насколько я понимаю, "Коммерсант" - издание все-таки прибыльное. У них непрозрачные активы, поэтому трудно сказать, сколько они получают, сколько они теряют. По крайне мере, это та бизнес-схема, которая уже много лет работала. Поэтому резко менять политику из-за того, что нет доходов, или что доходы падают, как в "Известиях", вряд ли получится.
У "Коммерсанта" есть своя ниша, давно и плотно занятая. Никакому из изданий не удается его оттуда выбить. Вопрос в том еще, что российские печатные СМИ никогда не были вопросом прибыли для их владельцев. Если они сильно не убыточны, то это уже хорошо. Я не думаю, что Усманов, при тех доходах и при тех активах, которые он имеет, покупает издательский дом, чтобы заработать себе на безбедную старость или на дотацию девочкам-гимнасткам его жены Ирины Зинер. Думаю, ему сказали купить, будем ждать, что скажут дальше.
Валерий Панюшкин, специальный корреспондент "Коммерсанта"
- Как коллектив отреагировал на продажу "Коммерсанта"?
В.Панюшкин: Нас уже так долго продавали разным людям, слухов про продажу Абрамовичу, Альфа-банку, Российским железным дорогам было так много, что коллектив уже перестал волноваться.
- И тут вам презентовали Алишера Усманова...
В.Панюшкин: Да, и тут нам презентовали Алишера Усманова. Мне
кажется, что многие вздохнули с облегчением - в том смысле, что наконец нас
действительно кому-то продали, потому что было понятно, что в ближайшее время
это произойдет.
- Вам обещают какую-то встречу с новым
владельцем? Он как-то успел уже засветиться?
В.Панюшкин: Мне никто никаких встреч не обещал, в данный миг я уезжаю в командировку в Беслан. От себя могу сказать, что я не встречался ни с одним владельцем, потому что не считаю это нужным. И если даже будет встреча с Алишером Усмановым, то я на нее не пойду.
- Не боитесь, что обвинят в оппозиционности владельцу?
В.Панюшкин: Ну, обвинят и что?
- Вы опасаетесь за судьбу политической линии издания? "Коммерсантъ" имел независимую позицию, зачастую весьма критическую по отношению к целому ряду аспектов политики Кремля.
- Я считаю, что кому ни продали "Коммерсант", его продали все равно Владимиру Путину. Я не думаю, что редакционная политика изменится в ближайшее время. Я думаю, что она изменится тогда, когда это будет нужным - к выборам или по какому-то другому поводу.
- То есть будет мягкое изменение?
В.Панюшкин: Будет то же самое, что произошло с телеканалом НТВ.
- Что сами будете делать в этой ситуации?
В.Панюшкин: Я не буду делать резких движений и принимать какие-либо истерические решения по этому поводу. Но я проработал в "Коммерсанте" десять лет, и очень сильно сомневаюсь, что проработаю еще столько же.
