Итак, Владимир Путин велел послам улучшать образ России в мире.
Отечественная и зарубежная пресса отнеслась к этому очень серьезно и всю неделю
обсуждала, вплоть до редакционных.
Когда-то английский журналист Патрик Кокбурн вел в моем журнале колонку
«Как мной манипулировать». Это были практические советы зав.коррпунктом
лондонской «Индепендент» русскому правительству. Квинтэссенция такова: все
правительства врут, но западные правительства врут в удобное для журналистов
время и согласованно, в то время как русское – уже после «дедлайна» и на разные
голоса.
Вот вам простой ответ: учите русских пресс-секретарей западному опыту
(можно даже получить на это гранты у западных фондов, хотя наш президент их и не
любит). Чего тут обсуждать высшему руководству страны со свезенными со всего
мира послами?
Не все, однако, поддается техническим решениям. В формировании образа
России на Западе есть некие константы, мало зависящие не только от конкретной
ситуации, но и от характера нашего режима.
«Попробуй посмотреть на политическую карту мира глазами западного
европейца», - еще в годы перестройки посоветовал мне один умный человек. Я
попробовал – и мне стало страшно. Огромный монохромный Советский Союз нависал
над западной окраиной Евразии, раскрашенной небольшими, маленькими и очень
маленькими цветными пятнами. «Понял, почему они всегда будут нас опасаться?», -
закончил свою мысль коллега. Территориальные потери России после распада Союза
мало изменили пропорции. Не идентично, но похоже относятся южные американцы к
своему великому северному соседу.
Второе. Представление об особом пути России в мире. Иностранцам оно
свойственно даже в большей мере, чем русским. Мы, наверное, сами провоцируем
такое отношение, периодически зачеркивая свою предыдущую историю и пытаясь
начать жизнь с нуля. А поскольку начинаем по-западному (марксизм, либерализм),
то и иностранным наблюдателям – журналистам, политологам - кажется, что здесь
состоится «идеальный эксперимент». Идеальный эксперимент проваливается, потому
что нельзя отменить историю, и последующее разочарование бывает столь же сильным
и иррациональным, сколь и предшествующие упования.
Так было в 20-30-е гг. прошлого века.
То же и в наше время. При Ельцине расстреливали законно избранный
парламент, официально санкционировали небывалое по масштабам разграбление
национального богатства, пролили первую кровь в Чечне (после чего ситуация стала
необратимой на десятилетия, приходи туда хоть с оливковой ветвью, хоть с огнем и
мечом, хоть с мешком с деньгами) и подтасовывали результаты конституционного
референдума и президентских выборов в чудовищных масштабах. Все «самобытные»
злодеяния Путина сводятся к изгнанию из страны Гусинского и Березовского и к
аресту Ходорковского. Остальное если и воспроизводится, то в сильно смягченном
варианте. Кто-нибудь может дать логическое объяснение, почему второе считается
на Западе регрессом демократии по сравнению с первым?
Для русского человека нынешнее время это некое подобие вожделенной
западной жизни: хоть какая-то стабильность и предсказуемость плюс 150 газет на
прилавках, возможность выбора из пяти оттенков одной и той же информационной
жвачки по телевизору, и двадцать партий в избирательных списках.
Для иностранного наблюдателя - очередной крах иллюзий о нашем особом
пути. Одна часть из них - троцкисты, поменявшие убеждения на прямо
противоположные, - видели в ельцинском периоде перспективу триумфа идей
экономического либерализма в чистом виде. В их слишком «социалистических»
обществах надеяться на это уже не приходилось. Другие, новые левые 60-х, не
разочаровались в романтических идеалах свободы, но разочаровались в способности
своих обществ их осуществить. В России они видели прорыв к такой свободе. А
третьих, по-моему, и нет. И весь нынешний «негативный образ» России – не более
чем всплеск досады, что мы оказались такими же, как они, с поправкой на
национальную специфику.
Такая метафизика.
Вот интересно, как российские послы по заданию президента будут
излечивать многовековые западные комплексы?
Алексей
Панкин
