Вся прошлая неделя – как и каждый год вот уже 12 лет подряд - оказалась
заполненной воспоминаниями об августовском путче 1991 года. Поделюсь теми из
них, которые связаны с медиа.
Политическую борьбу того времени я воспринимал как противостояние
«большевиков», т.е. «демократов» вроде Ельцина, Гамсахурдиа, Ландсбергиса и им
подобных, готовых человеческими жизнями опалатить достижение своих целей, и
«коммунистов», т.е. старой номенклатуры, уже находившейся при смерти, но все еще
сильной, чтобы сделать цену победы для «большевиков» действительно высокой.
Михаил Сергеевич Горбачев сдерживал и тех, и других, за что его и те, и другие
ненавидели, а я же, напротив, уважал. (По иронии судьбы, 18 августа мы целый
вечер поднимали тосты за здоровье Горбачева с известным политологом и
публицистом Дмитрием Фурманом. Представьте наше состояние, когда рано утром
следующего дня мы узнали, что Горбачева «сняли» по состоянию здоровья.)
Соответствующим было и отношение к проельцинским и ельцинским медиапроектам
вроде «Независимой газеты», «Эха Москвы» и РТР. Я считал, что для политического
журналиста работать там - признак профессиональной непригодности.
На мою беду, однако, редакция «Независимой газеты» находилась напротив
моего дома. В первый день путча сотрудники собрались в редакции и ждали арестов.
Среди них была моя сестра, жена одного из отцов-основателей «НГ». Я был вынужден
нарушить нейтралитет и перейти на сторону «демократии». Главный мой вклад в
сопротивление заключался в том, что в редакцию перекочевал весь семейный запас
консервов. Кто помнит - тогда это была немалая жертва, учитывая, что каждая
советская семья копила такие запасы месяцами, выстаивая многочасовые очереди.
Как ни странно, но и самое сильное впечатление от сидения в «Независимой
газете» у меня тоже связано с едой. Время от времени, несмотря на осадное
положение в редакции, то один, то другой сотрудник, в основном женского пола,
выходил на улицу, делал пробежку по близлежащим магазинам и возвращался, скорбно
качая головой в ответ на устремленные на него жадные взоры. Дело в том, что уже
за много месяцев до путча по столице ходили слухи, что КГБ, мол, накапливает у
себя на складах продовольствие с тем, чтобы выбросить его на прилавки в Час Ч.
Ожидания не оправдались… Колбаса еще могла спасти ГКЧП, танки – уже нет.
Другое впечатление. В «НГ» постоянно слушали «Эхо Москвы». Время от
времени по нему передавалась какая-нибудь алармистская информация типа того,
что, то ли танки уже окружают Белый дом, то ли, что штурм уже начался.
Сотрудники «НГ» тут же звонили своим источникам в Белом доме, наступала короткая
пауза (как я думаю, источники верифицировали информацию методом выглядывания из
окон), после чего по редакции проносилось: «Пока все тихо». Так я убедился, что
находиться в осаде гораздо спокойнее, чем слушать независимое радио.
Вечером 20 августа меня занесло на баррикады. Работало «Радио Белого
дома». Из-под надежной крыши динамики всю ночь доносили высокопарные обращения
известных «демократов»: « В этот последний и роковой час для демократии, мы,
ваши избранники, обращаемся к вам, нашим защитникам…». Чем дальше в ночь, тем
менее внятно звучали голоса наших избранников. Совершенно трезвую целевую
аудиторию, простоявшую несколько часов под дождем, это бесило. В какие-то
моменты у меня даже возникала надежда на истинно демократическое решение: а
именно, что защитники Белого дома сами возьмут его штурмом.
21 августа стало окончательно ясно, что штурма не будет. «Большевик» Ельцин
победил «коммунистов»; демократ (без кавычек) Горбачев проиграл.
И до сих пор утешает только одно. Вскорости моего отца назначили министром
иностранных дел СССР, вследствие чего меня стали намного чаще, чем за
соответствующий период предыдущего года приглашать на всякие форумы и
конференции в благополучные европейские страны. Из них я возвращался с сумками,
набитыми консервами. Так что семейный запас продовольствия был не только
восстановлен, но и значительно пополнен. Это помогло пережить первый, самые
трудный, год гайдаровских реформ, когда продукты в магазинах появились, а деньги
на сберкнижках кончились.
Алексей
Панкин
The Moscow
Times, 27.08.03
